- Главная
- Публикации
- Интервью
- У правящих элит Казахстана и Узбекистана есть понимание необходимости искать компромисс
В прямом эфире
Вы спрашивали
События в небольшой азиатской стране сегодня активно муссируются во всех средствах массовой информации. что, по-вашему мнению происходит в мьянме на самом деле?
Видимость межконфессионального противостояния в Мьянме нагнетается искусственно, достаточно посмотреть на то, что другие мусульманские общины (не рохинджа) давно адаптировались и нашли свое место в мьянманском обществе.
Тестовый список
- test 1
- test 2
- test 3
обращений
События в небольшой азиатской стране сегодня активно муссируются во всех средствах массовой информации. что, по-вашему мнению происходит в мьянме на самом деле?
обращений
Александр Князев
Видимость межконфессионального противостояния в Мьянме нагнетается искусственно, достаточно посмотреть на то, что другие мусульманские общины (не рохинджа) давно адаптировались и нашли свое место в мьянманском обществе.
Тестовый список
- test 1
- test 2
- test 3
обращений
У правящих элит Казахстана и Узбекистана есть понимание необходимости искать компромисс
В Казахстане традиционно уделяется много внимания политическим процессам в ведущих мировых державах: США, России и Китае. А вот узел региональных проблем незаслуженно вызывает куда меньший интерес. Правда, в последнее время ситуация стала меняться. Более того, даже заговорили о сближении стран Центральной Азии. Но все же насколько адекватно казахстанское общество представляет, что происходит в непосредственной близости от наших южных границ? Об этом «ЭК» рассказал Александр Князев, научный консультант Центра изучения региональных угроз (Ташкент), доктор исторических наук, профессор, действительный член Русского географического общества.
– В последнее время в экспертном пространстве все чаще поднимается тема региональной интеграции в масштабе Центральной Азии. Но все предшествующие подобные опыты в постсоветской истории ни к чему жизнеспособному не привели. Нынешние разговоры о региональной интеграции – это политическая конъюнктура или действительно приходит понимание, что у стран региона есть общие интересы?
– В очередной раз об этом активно заговорили в марте прошлого года, когда президенты Казахстана и Узбекистана смогли организовать то, что было названо консультативной встречей лидеров региона. Кстати, в этом году такой встречи не было. Надо сразу отметить, что в ходе прошлогодней встречи сами участники не употребляли слово «интеграция». Говорили о необходимости активизировать региональное сотрудничество. Сотрудничество и интеграция – это все же разные вещи. Символично, что на той встрече отсутствовал президент Туркмении.
– Но все-таки официально Туркменистан был представлен – приехала руководитель парламента. На многих ранних встречах высшего уровня Ашхабад вообще никто не представлял.
– Но на еще более ранние встречи, бывало, приезжал и первый президент Туркмении. Дело даже не в этом символизме. Дело в том, что полноценная интеграция в формате пяти постсоветских центральноазиатских государств невозможна по определению. Когда говорят о Центральной Азии, говорят об общей истории, религии, культурной и этнической близости… Но реальным объединяющим фактором должны служить общие интересы. А можно ли сказать, что они сегодня есть? У стран региона совершенно разные векторы развития. Одни страны – Казахстан и Узбекистан – завоевали определенное, пусть и ограниченно, но значимое место в мировой иерархии, другие являются глубокой геополитической периферией. То есть в этом вопросе государства региона совершенно несопоставимы.
Не решается главный узел региональных противоречий – водно-энергетические вопросы. Остались важные территориальные вопросы, никуда не деться от того, что сохраняются межэтнические противоречия. Поэтому говорить об интеграции не приходится.
– И все же тема интеграции обсуждается. С чем это, на ваш взгляд, связано? Обычно говорят о новой политике Ташкента в последние два года.
– Жизнь заставляет Ташкент смотреть более внимательно в сторону соседей. Узбекская экономика меняет вектор от импортозамещающего на экспортоориентированный. В стране сохраняется высокая демографическая динамика: численность населения по официальным данным составляет более 32 млн человек, по неофициальным – 34 млн. Нужны рабочие места, нужны рынки. На мировом рынке узбекская продукция не слишком конкурентоспособна, оптимальны для нее, в том числе и в силу логистики, рынки соседних стран. Но с этим непросто. Как бы ни стагнировали экономики Таджикистана и Кыргызстана, тем не менее какое-то производство там есть и производители не очень рады экспансии узбекских товаров. С трудом идет продвижение узбекских товаров на афганский рынок – он уже занят другими поставщиками. В прошлом году я видел в Мазари Шарифе представительство холдинга узбекского автопрома UzAutoSanoat – помпезное большое здание стоит пустое, потому что афганский рынок забит японскими и корейскими автомобилями. Конечно, двигаться в южном направлении Узбекистан будет, но это не даст быстрых и больших дивидендов. А внешние рынки, повторюсь, нужны. Так что региональные инициативы со стороны Ташкента связаны в первую очередь с этим.
Есть еще одна тема в этом контексте – инициативы внешних акторов, направленные на то, чтобы оторвать регион Центральной Азии от влияния России и противостоять усиливающемуся влиянию Китая. Можно вспомнить американские инициативы, раньше это была «Большая Центральная Азия», потом формат «С5+1». Какого-то практического результата они не дают, это преимущественно политическая риторика: американцы подталкивают регион к каким-то векторам развития, но денег в это не вкладывают. Например, американцами всемерно поддерживается идея поставок электроэнергии из Таджикистана и Кыргызстана на юг. Но все деньги, выделенные самими США в рамках проекта, пошли исключительно на пиар-кампанию. В этом отношении китайская политика более груба, но и более прагматична – они инвестируют, причем не стесняясь, зачастую используют коррупционные схемы, добиваясь конкретных результатов.
– Долгое время бытовало мнение, что региональная интеграция возможна, но все упирается в вопрос: вокруг какого центра она должна формироваться? Говорили о якобы имеющей место конкуренции Казахстана и Узбекистана за роль лидера Центральной Азии.
– У правящих элит Казахстана и Узбекистана есть понимание необходимости искать компромисс. Действительно, много говорилось на уровне экспертов о некой конкуренции за лидерство в регионе. Но это не самое перспективное направление региональной политики, что для Ташкента, что для Нур-Султана. Потому что Казахстан и Узбекистан действительно являются лидерами региона, но могут быть ими только вместе, в тандеме. Есть много направлений для совместной работы, в том числе и по сохранению в регионе общей стабильности.
– В последнее время не раз приходилось слышать, что если экономические реформы в Узбекистане увенчаются успехом, то они создадут для Казахстана конкуренцию в регионе.
– А какие однотипные товары производятся в Казахстане и Узбекистане, чтобы они могли конкурировать? Например, в Туркмении?
– Например, автомобили. Эту отрасль давно и успешно развивает Ташкент, в последние годы на нее ставит и Нур-Султан.
– Автомобилестроение – это не самая большая отрасль в экономиках этих стран. Другое дело – химическая промышленность, горно-металлургическая, в этих отраслях гипотетически конкуренция могла бы быть. Но и у Казахстана, и у Узбекистана в этих сферах уже сформированы внешние связи в дальнем зарубежье, соседи по региону потребляют эту продукцию в мизерных объемах. Так что конкуренции в региональном пространстве взяться неоткуда.
Казахстан – лидер региона по производству зерна, в котором очень нуждается Узбекистан. Кроме того, территория Казахстана – это важнейшее транзитное пространство Узбекистана для выхода на внешние рынки, хоть в российском, хоть в китайском направлении. И наоборот – для Казахстана важен в этом же качестве Узбекистан, чтобы развивать свои экономические контакты в южном направлении. Например, для поставок зерна в Афганистан. Казахстан и Узбекистан – взаимодополняющие транзитеры по поставкам российских товаров в Афганистан. Так что конкурентное поле между двумя странами на самом деле очень небольшое. Я не припомню в новейшей истории после распада СССР каких-то конфликтов из-за экономической конкуренции между ними.
Вернусь к главному вопросу нашей беседы. Чтобы называть пространство Центральной Азии регионом в геоэкономическом и геополитическом смыслах, надо понять, насколько позитивный характер носят отношения двух ведущих стран – Казахстана и Узбекистана и насколько они способны конструктивно работать с другими государствами региона, учитывая их интересы.
– Представляется, что в последние годы эти процессы оптимизировались. Например, заметно снизилась конфликтность между Ташкентом и Душанбе. Может быть, она вообще ушла.
– Есть конфликты, имеющие тактическое измерение, а есть более глубокие, относящиеся к стратегическому формату. При всем улучшении отношений между Таджикистаном и Узбекистаном, как и между Узбекистаном и Кыргызстаном, это пока тактические моменты. Не решен один из самых главных вопросов по поводу строительства Рогунской ГЭС. Узбекистан в последнее время не артикулирует свою озабоченность, но это не значит, что ее нет. Думаю, что в среднесрочной перспективе сторонам придется искать компромисс. В Кыргызстане сегодня строительство гидростанций зашло в тупик, но это не значит, что через несколько лет этот вопрос снова не актуализируется, что не понравится Ташкенту.
В силу географического расположения, демографической динамики и диверсифицированной экономики Узбекистан является центральной страной региона. Возможно, что изменения, которые происходят сейчас там, приведут к экономическому росту. Но это не означает, что роль Казахстана будет уменьшаться. Повторюсь: уже хотя бы в силу того, что все внешнеэкономические связи еще долго будут осуществляться через посредничество Казахстана.
– В этом контексте нельзя обойти стороной проект железной дороги из Китая через Кыргызстан и далее в Узбекистан. Она не изменит ситуацию?
– Подписание базового соглашения между Кыргызстаном и Китаем по этому проекту должно было состояться на полях недавнего саммита ШОС в Бишкеке. Но этого не произошло. Проект вступает в противоречие с интересами Казахстана и России. Для Казахстана это конкуренция для его транзитных проектов через Хоргос. Для России это больше геополитический фактор – дорога означала бы серьезное усиление Китая, отсечение южной части региона от военно-политического влияния Москвы. Думаю, что в соответствии с традициями своей политики китайцы, видя потенциальную конфликтность этого проекта, не станут спешить с его реализацией. В конце концов, никто не мешает Китаю развивать уже существующие маршруты через Казахстан.
– Существует мнение, что США якобы так боятся китайского проекта «Один пояс – один путь», что готовы из-за этого дестабилизировать ситуацию в Центральной Азии.
– Не думаю. Я не сторонник того, чтобы смотреть на США как на некую суперсилу, которой не могут противостоять местные страны или другие внешние акторы в регионе – Китай и Россия. Конечно, можно содействовать силовой смене власти в небольшой стране, но эффект будет кратковременным. Вспомните – сменили Акаева на Бакиева, сохранили на какое-то время базу в Манасе, но в итоге Россия переиграла их, и базу ликвидировали.
В странах региона есть разные внутренние проблемы для стабильности. Взять, к примеру, тот же исламский радикализм. Его угроза заметна в Узбекистане, хотя там ее оценки сегодня далеки от алармизма. Остра она в Таджикистане – вспомним недавние мятежи в тюрьмах. При всей закрытости Туркмении есть информация, что и там она растет. Среди стран региона в Казахстане угрозы стабильности имеют наименьший масштаб. Пусть это не прозвучит как комплимент.
– Интересно, что в нашем с вами обсуждении вопроса угроз мы затронули интересы США и исламские радикальные течения. Популярно мнение, что они являются проектом Запада. Вы согласны с этим?
– Есть объективная составляющая в политизации исламских обществ – каждая религия переживает определенные стадии развития. Когда-то через это прошли христианские страны, сейчас исламские страны вышли на этап повышенной пассионарности, вторжения религии в политическую сферу. Но радикальная составляющая, которая, собственно, и вызывает опасения, не возникает сама по себе – можно привести в пример возникновение ваххабизма, «Аль-Каиды». Все это происходило при участии западных спецслужб. То есть нельзя говорить, что это только западные проекты, но это не значит, что Запад инструментально не использует эти явления в своих интересах.
– А почему западные структуры могут манипулировать этими процессами, а конкуренты США не могут?
– Возможно, мы просто об этом не знаем.
Источник: express-k.kz
Респондент: Александр Князев
Интервьюер: Ярослав Разумов